Зинка
Зинка
тихо-тихо,
как индеец в
засаде
сидела в
камышах. Ну
где же эти
утки.
Конечно,
здорово, что
дядя Миша
взял ее с
собой на охоту,
а уж то, что он
доверил ей
ружье,- самую
настоящую,
сладко попахивающую
смазкой
двустволку,-
еще лучше, но
вот эти
противные
утки все не
летят.
Из камышей
вылезла
большая
крыса. Серая,
противная,
она удобно
уселась и начала
смешно
умываться,
забавно
потирая за
ушами
крохотными,
чам-то
похожими на
ручки передними
лапками.
Крыса
умывалась, а
утки все не
летели и не
летели. Так и
вообще без
добычи
останешься.
Обидно…
Зинка
осторожно,
затаив
дахание
прицелилась,
медленно, как
учил дядя
Миша,
надавила на
спусковые
крючки. Сразу
на оба. Чтоб
наверняка.
Бухнуло так,
что даже уши
заложило, а
зверек
подскочил в
воздухе, и
уже мертвый
шлепнулся на
прибрежный песок…
Зинка
подбежала,
повернула
носком
кросовки
мертвое,
изрешетченное
дробью
тельце. Серая
шкурка
промокла от
крови, белое
пятнышко на
горлышке
подплывает
алым, это сочится
кровь из
приоткрытой
пасти со
страшно
оскаленнымижелтыми
зубами.
***
Боль снова
схватила,
стиснула,
сдвила низ живота,
да так, что в
глазах
потемнело.
Все правильно,
так и должно
быть… Над
Зинкой склонилось
озабоченное
лицо в белой
врачебной шапочке.
-Ничего,
мамаша,
начего.
Сейчас все
будет в порядке,
тужтесь,
сейчас родим.
Снова боль. И
темнота. И
крыса.
Большая, серая,
с белым
пятном на
горле. И зубы
оскалены,- словно
в усмешке.
-Ну, что,
охотница,
пошли…
-Куда?
-Куда? А в
никуда…
-Нет, я не
хочу…
-А я, ты
думаешь,
хотела…
Тогда,
двенадцать
лет назад…
-Мне нельзя… Я
сейчас рожаю…
Как же дочка,
как онабез
меня?
-А мои малыши
как? Их у меня
четырнадцать
было, не одна,
как у тебя…
Пошли, я тебя
двенадцать
лет ждала…
-Прости меня.
Нельзя мне.
Ради дочки,-
прости… Не
ради себя
прошу…
-Прости… Не
все простить
можно… Себя
бы я еще, может
быть и
простила. А
крысят моих
как простить…
Я ведь тоже
мать была…
-Прости как
мать… Не меня,-
ее не губи.
Дай хоть родить…
Присела
крыса, словно
задумалась…
Лизнула переднюю
лапу, усы
почесала.
-Ладно…
Двенадцать
лет ждала,
еще подожду.
Не ради тебя,
ради малышки.
А там, как
знать, может
и поймешь,как
прощение
заслужить.
***
Шумит,
кричит
птичий рынок.
Дурным
горосом орут
попугаи,
свистят
кенары,
ругаются люди,
визжат морские
свинки. Зина
невольно
поморщилась,-
и угораздило
же пообещать
дочке на день
рождения
хомячка. И
ведь
пристала как
репей: «Хочу
рыжего
хомяка, как у
Лариски». Ну
да ладно, хоть
не собаку. А
вот, бежит,
небось
выбрала уже
своего
красавца. Ну
ладно,сейчас
куплю, и
домой,
подальше от
этого
дурдома..
-Мама, мама,
пошли, там у
тетки
крысята,
такие лапы!
-Какие
крысята? Мы
же пришли за
хомяком…
Девчонка
надула губки
-Не хочу
хомячка. Они
толстые и
жадные. Хочу крыску.
Да ты
посмотри
только на
них!
И потащила к
прилавку.
Действительног,
крысы.
Светло-серые,
хвосты голые…
-Нежели и
крыс
покупают?
-Конечно!,-
откликнулась
бойкая старушка,-
кто просто,-
держать, а
кто на корм
для змей, или,
там, варанов…
-Мама, купи!
На руках к
старушки
сидел
серенький
крысенок. Серенький,
с белой
звездочкой
на горлышке.
И зубки чуть
виднеются,
будто
улабается
малышка…